|
Разное: Христианское отношение к любви
Публикации: Архиепископ Антоний /Бартошевич/: О загробной участи души человека Архиепископ Антоний /Бартошевич/: Наша смена (Доклад) Б.А.Березовский: Как заработать большие деньги
|
Умная кисточкаНекоторое время назад мне довелось прослушать лекцию о судьбе картины в искусстве ХХ века, где среди прочего в качестве примера предъявлялась картина Михаила Рогинского «Дверь». Контекстом рассуждений служила оппозиция фигуративной и нефигуративной живописи и попытка нащупать структуру живописного языка, способную порождать картину, которую можно было бы прочесть как бартовский текст, открытый бесконечному пространству интерпретаций. На картину Рогинского было предложено обратить внимание в связи с тем, что многие пытались отнести ее к объекту соцарта, между тем как автор настаивал на том, что это именно картина.
«Дверь» Рогинского предельно минималистична по форме и по колориту. Тогда что делает ее картиной? Я думаю, мазок, живописная фактура. Если вернуться к форме, к тому же контуру силуэта вдовы, то, не смотря на то, что писал Кандинский в «О духовном в искусстве», готового рецепта производства таких кривых не существует. Художник понимает: вот есть некая художественная задача, мне нужно прочертить линию, которая в этой ситуации выразит примерно то-то и то-то. Он заносит руку с карандашом, или он усаживает модель и его задача из той ситуации, которая ему дана, и в которой он пытается прочертить линию, увидеть континуальный веер равноценных возможностей: «воздух дрожит от сравнений, и ни одно из них не лучше другого». И элементом художественного процесса является эта ситуация континуального веера, которую художник должен держать достаточно долго и беспристрастно. Здесь художник как бы организует момент случайности, который независимым от его воли образом должен материализоваться в штрих, мазок, колористический квант. Умная кисточка художника как бы плачет о континуальном веере, а слезинка, которая в какой-то момент капнет с этой абстрактной кисточки, зафиксирует очередной элемент художественного языка, который, будучи прочитан в контексте картины вместе с другими элементами, образует текст, открытый бесконечному пространству интерпретаций. Искусство ХХ века, на мой взгляд, развивалось в направлении увеличения степени инфильтрованности картины квантами умного плача. Понятное дело, я имею в виду плач не неврастенический, а способ ума в шизоидном расщеплении знания о своем незнании быть самим собой. В этом смысле картина Рогинского, как и многие другие его работы, манифестирует способ увеличения этой степени инфильтрованности не через форму или колорит (с чем ХХ век тоже здорово поработал), а через фактурность поверхности, где каждый мазок промедитирован. Вот что написано в каталоге к выставке Рихтера: «Отвечая на вопрос о нерезкости, размытости его картин, Рихтер в одном из интервью признался в собственной несостоятельности: «О действительности я не могу сказать ничего более определенного, чем мое отношение к действительности, отсюда и отсутствие четкости, неуверенность, беглость, неполнота и все остальное». Поэтому мне представляется, что язык у нефигуративной и фигуративной живописи один и тот же. Разница не в языке, а в проблематике картины, в предмете рефлексии: социальной, экзистенциальной, культурологической, философской. Реалистичный по виду пейзаж или жанровая сценка может быть медитацией о Боге, а отвязанная экспрессия, насилующая натуру – протестным искусством. Особняком стоит фотография, ибо в этом виде искусства «умная кисточка» вынесена за рамки технологического процесса нажатия на кнопку – это размышление, наблюдение, и, как говорят многие фотохудожники, отбор. Но принцип, как мне представляется, тот же. Источник: http://hubris-ipod.livejournal.com/6904.html |
|
|