Христианское отношение к любви
по книге С. Троицкого «Христианская философия брака»


“Die Ewigweibliche zieht uns hinan” И.В. Гете


Многие сейчас понимают, что «фундаменталисткие религии отдают власть мужчине и основаны они на страхе перед женщиной. И чем больше страх перед женщиной, тем более фундаменталистична религия»[1]. Несомненным фактом является то, что многие православные христиане считают брачные отношения, даже узаконенные церковным таинством, безусловным злом, неизбежным лишь в силу необходимости продолжения рода, во-первых, и необходимым для предотвращения ничем не ограниченного разврата, во-вторых. Насколько такое воззрение является православным? За ответом я предлагаю обратиться к книге профессора Свято-Сергиевского богословского института в Париже С. Троицкого.[2].

Проф. Троицкий говорит о двух главных теориях в учении о браке, зафиксированных в истории человеческой мысли: реалистической и идеалистической. «Первая смысл брака видит в размножении, в потомстве. Это воззрение в чистом его виде как стремление иметь в браке продолжение своего существования, осложненное религиозными и патриотическими мотивами в виде стремления иметь заместителей в служении богам и хранителей могил предков или защитников отечества, мы встречаем как в древнеиндийских, греческих и римских законах, так и у классических писателей» (стр.44). Идеалистическая теория намечена уже у Платона, восходит к книге Бытия, живет в православном вероучении и мыслит брак как «институт, независимый от родовой жизни и имеющий свою, самостоятельную цель – достижение вышеличного единства супругов, возносящего их в сферу Божественной жизни, объединяющего их с Церковью, но вместе с тем требующего трудного подвига всецелого их самопожертвования» (стр. 173).

Подобно тому как «в животном мире половая любовь или, вернее, половое притяжение (и сила размножения – М.Ш.) находятся в обратном отношении: чем сильнее одно, тем слабее другое» (стр. 53), так и «в человечестве половая любовь часто стоит в прямом противоречии с целями размножения» (стр 54). С рождением ребенка сила любовного идеализма и поэзия взаимного обожания неизбежно несколько рассеиваются. Недаром Н.В. Гоголь оставил бездетными своих старосветских помещиков!

Подробно анализируя библейский первоисточник, проф. Троицкий приходит к выводу, что об установлении брака и о творении жены Библия говорит в той главе, «где нет ни малейшего указания на размножение», но где «начинается история человека как индивидуальной нравственной личности…» (стр. 62). Мы привыкли думать о творении жены как помощницы мужу, но «Библия не говорит: «не хорошо человеку трудиться одному», а говорит: «не хорошо человеку быть одному»; не говорит: «который трудился бы с ним», а говорит: «который был бы перед ним» (стр. 65). То есть речь идет о создании помощника в бытии. Что значит «не двое, но одна плоть» (Мф 19,6)? О единстве двух природ во Христе похоже сказано: «Слово плоть бысть». Оказывается, ««человек» в устах Божиих – это мужчина и женщина как одно целое и только как такое целое, а не как самозамкнутая монада, человек является образом говорящего о себе во множественном числе Бога[3], тогда как о существовании человека в качестве «единого», самозамкнутого бытия, сказано, что это существование «недоброе» (Быт 2,18), а недоброе не может быть образом Божиим» (стр. 67). Итак, человек в виде вышеличного единства мужчины и женщины создан по образу Божию, или является иконой Пресвятой Троицы. Проще всего сказал об этом А.П. Чехов в черновых набросках к рассказу «Перед зеркалом»: «брак это всегда трое: он, она и сама жизнь». Идея Троицы суть образ любого нетоталитарного диалога или такого общения, когда участников в действительности всегда на одного больше, чем по номиналу. И этот дополнительный участник и есть жизнь, Бог, чувство сложности, непредрешенности, то самое «последнее слово мира и о мире», которое «пока не сказано» и «никогда не будет сказано», ибо «мир открыт и свободен; все находится в будущем и всегда так и останется в будущем». Это вышеличное, нетоталитарное единство, установленное в раю, и есть, по Троицкому, Церковь.

Многие думают, что источником брака может быть либо государство, либо церковь. Между тем как Семье, так и Церкви можно дать, как мы видим, одно и тоже определение: Скиния (союз) Бога и человека, существующая на основе нетоталитарного диалога (=партнерства=соборности). Т.о. «брак есть источник и церкви, и государства» (стр. 150). Еще в «Древнем риме (у язычников! – М.Ш.) (…) всякая семья была «малою церковью и святым обществом», с которым государство, как федерация суверенных семей, вступало во взаимоотношения» (стр. 147). Из идеи «суверенности, независимости от какой-либо высшей власти семьи как таковой» вытекают образы князя, княгини, брака как воцарения. В древней церкви брак заключался путем свободного и гласного волеизъявления брачующихся. Венчание из поощрения и необязательного в принципе свидетельства личного благочестия супругов стало нормативным вследствие склонности государства к авторитарному контролю ««сферы прав личности» и ««упадке уважения к ее свободе» гораздо позднее».

«В браке супруги смотрят друг на друга sub specie aeternitatis и потому идеализируют или обожают друг друга» (стр. 83). Понимание это библейское, ибо «жена создана, по апостолу, для того, чтобы быть «славой мужа» (1 кор 11,7, чтобы быть живым отображением богоподобия мужа, как бы живым зеркалом мужа, ибо, как замечал Платон, «в любящем, как в зеркале видит самого себя»» (стр. 83). О метафизической сути этого явления лучше всего сказал Л.Н. Толстой: ««После семи лет супружества Пьер чувствовал радостное, твердое сознание того, что он недурной человек, и чувствовал это потому, что он видел себя отраженным в своей жене. В себе он чувствовал обычно все хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно другое. Но на жене его отражалось только то, что было истинно хорошо; все же не совсем хорошее было откинуто. И отражение это произошло не путем логической мысли, а другим, таинственным, непосредственным отражением». Именно здесь коренится вышеупомянутый страх мужчины перед женщиной, особая беззащитность мужа перед изменой жены и определенное лидерство жены в браке.

Перейдем к вопросу половых или, как называет их проф. Троицкий, родовых отношений. Выясняется, что первое безгрешное рождение было еще в раю. «Если тебя спросит иудей: скажи мне, как родила Дева без мужа, то спроси его и ты: «А как родил Еву Адам без жены» – пишет св. Иоанн Златоуст (стр. 107). Подробный филологический анализ Библейского и святоотеческих первоисточников приводит проф. Троицкого к выводу о творении Евы в том же самом смысле, в котором был сотворен каждый из нас, то есть через рождение. «И слова Адама жене: «Вот это кость от костей моих и плоть от плоти моея» (Быт. 2, 23), - указывают именно на кровное родство, на родство по рождению» (стр. 107). Что касается знаменитого ребра, то его Троицкий переводит как сторону, бок. Получается вполне библейский оборот. О рождении Христа Девой Марией мы тоже привыкли слышать: «из боку», где «боку» на церковно-славянском суть двойственное число слова «бок». Две природы, мужская и женская, в Адаме, так же как Божественная и человеческая во Христе сосуществовали неслитно и нераздельно, таинственно и неизъяснимо. Таким образом, в рождении Евы «участвовали и мужская и женская природы, а если это было рождением не от двух, а от одного лица, то, как увидим мы далее, то, что составляет личность, - сознание и свобода, не должно иметь участия в родовой жизни» (стр.111). Безгрешность рождения Евы Троицкий видит в наведении на Адама крепкого сна (Быт 2, 21-22), а «различие греховного рождения от безгрешного сводится к различию (…) «крепкого сна» и «познания» (стр. 112). То есть греховное связано с познанием, а не наоборот. И далее: «Причина нормативной бессознательности родовой жизни у человека лежит в основном различии его от животного мира, в силу которого обычная библейская квалификация творения органических существ по «роду» (Быт 1,22, 25) или «по роду и по подобию» «Быт 1,11) по отношению к человеку заменена новой: «по образу Божию и по подобию». «По роду» и «по образу Божию» (а мы помним: по образу Пресвятой Троицы – М.Ш.) – формулы взаимно друг друга исключающие» (стр. 113). Чем же может не устраивать сознательная жажда растительного размножения? Вспоминаю проповедь мюнхенского протоиерея Николая Артемова, в которой батюшка, тоже на основе изучения первоисточника, фразу «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт 2,25) трактовал буквально следующим образом: «взглядом не оскорбляли друг друга». Другими словами, растительная сфера питания и размножения неотвратимо сопричастна агрессии. Как ее избежать? Мы все помним Евангельскую историю о том, как Петр пошел по воде, «но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! Спаси меня» (Мф 14,30). Лично я испугался бы и без сильного ветра, познал бы, что можно утонуть и выпал бы из состояния экстаза и исступления, в котором Петр хоть сколько-то прошел по воде. Выделенные мною слова экстаз и исступление есть термины, по мнению проф. Троицкого, синонимичные в данном контексте «глубокому сну».

Итак, творение любви по православному учению подобает совершать, – как сейчас принято говорить – в измененном состоянии сознания, при выключенном «тарахтении» или в исступлении ума, эротопоэзе сердца, отдавши растительную часть своего существа в послушание сотворенной Богом матери природе. Реально ли это? Я думаю, да. Во-первых, в прежние времена этому способствовали ранние браки («Мой Ваня/Моложе был меня, мой свет,/А было мне тринадцать лет» Пушкин, «Евгений Онегин»). В этом возрасте молодые люди не успевали приучиться смотреть на партнера как на объект корысти и сексуальной агрессии. Во-вторых, я считаю, что Христос не зря пострадал. До сих пор с каждым годом человечество в целом становится умнее, добрее, утонченнее, изящнее душой. Впрочем, это отдельная тема. В-третьих, лично меня к оптимизму побуждает знакомство с основателем Школы рациональной йоги Львом Тетерниковым, который предложил мне выступить с этой статьей. Мне возразят, что Тетерников проповедует свободную смену половых партнеров, и, следовательно, упоминание о нем здесь не к месту. Отвечу так. Троицкий пишет, что церковь не то, что не одобряет последующий брак, Она возражает против расторжения предыдущего как недостигшего идеала вышеличного единства в Боге, возможно, в силу недостатка жертвенной всепоглощающей любви со стороны супругов. Но есть идеал, а есть здравый смысл. Зачем препятствовать разрушению брака, если он разрушил человеческую личность одного из партнеров? - риторически вопрошал еще Ницше. С другой стороны Тетерников преподает нам науку взаимного обожания партнеров в браке, и то, как он это делает, привлекая весь свой жизненный опыт зрелой и сильной личности, на мой взгляд, реально ведет нас к идеалу моногамии, хотим мы этого или нет.

Из всего сказанного следует сделать вывод, что Православие не отрицает сексуальность, ибо сексуальность – это талантливость и человечность, но выступает против бездумной ее диссипации (наоборот, приветствует ранние браки) как попрания Богом данной святыни. Православие не гнушается естественной хотью растительной части человеческого естества, но отвергает по-хоть как неразумную страсть падшего и не ко времени тарахтящего рассудка.



[1] Я не ручаюсь за точность цитаты, но похожую фразу я разглядел на одной из картин в галерее «На Солянке» на выставке абстрактной живописи «Тяжелое и легкое»
[2]В. Соловьев «Смысл любви» С. Троицкий «Христианская философия брака» Протоиерей Иоанн Мейендорф «Брак в Православии». М., «Путь», 2001 г.
[3]Кто не знает, почему во множественном числе, см внимательнее начало Книги Бытия!


НА ГЛАВНУЮ


Hosted by uCoz