Несите меня обратно...

В связи с с этим постингом в ЖЖ моего друга вспоминается история про одного Румынского архиерея из старостильников. Расскажу, как помню, если, что не так, то знатоки церковной истории меня поправят. Румынские православные, держащиеся старого стиля, почему-то не полюбились румынским властям еще до войны, а с приходом коммунистов стало совсем плохо. Старостильникам был перекрыт доступ к высшему образованию, изучению иностранных языков, архиереи, как и положено, десятки лет прятались в подполах, выползая на свет Божий только к богослужению. В какое-то время у них чуть не прервалась преемственность рукоположения, но они этот узкое место прошли, и на момент падения коммунизма их было четверо. Это были очень крепкие люди, если брать критерий митрополита Вениамина Федченкова, скорее святые, чем просто праведники, ибо в их присутствии иногда становилось страшновато, чувствовалось, что «руки Бога Живого» где-то рядом:). И, тем не менее, они сознавали, что вечно вариться в собственном соку невозможно, что без взгляда другого можно утратить адекватность, и начали искать контактов с собратьями, жившими в менее стесненных условиях. Так они вышли на нашего Владыку. По-моему, я видел из них троих, двое у нас какое-то время жили, а на ежегодный православный съезд подъехал и владыка Демосфен, о ком речь впереди. Языков они не знали, да и наш Владыка при 7 или 8 языках, которыми он очень неплохо владел, по-румынски не говорил. Но как-то они общались, архиереи, понимаешь. Один из них, кстати, рассказывал на Съезде об их монашеской традиции – ярко выраженной общежитийно-трудовой, а не уединенно подвижнической. С дисциплиной, послушанием, специально выделяемым старцем, в задачу которого входит обкатка послушника искушениями и персонально подбираемыми досаждениями. Когда докладчика спросили об Иисусовой молитве, он разговаривать не пожелал…

Дык вот, владыка Демосфен. Перед самым падением Чаушеску комуняки повязали его в заточение и полгода держали в «стакане», причем такого размера, где он мог стоять только на коленях, спать, скрючившись, ну про прочие дела не знаю. Когда клетку через полгода открыли, он естественно выпал, ибо стоять не мог. И вот он лежит на полу и румынские менты, или кто там у них, ему говорят: завтра у тебя будет все: лимузин с водителем, архиерейский дом, деньги, почет, только перейди на новый стиль. Он говорит: несите меня обратно. Через пару дней его переводят в нормальную камеру и дают свидание с матерью. Он в исследовательских целях рассказывает маме о поступившем предложении, о форме его и о содержании. Мамина реакция была проста: если бы ты поступил по-другому, я бы перестала считать тебя своим сыном.

Владыка Демосфен не выступал на съезде, но присутствовал, я его видел и очень неплохо запомнил: невысокого роста, очень добрый, очень спокойный, улыбающийся, и даже не особенно страшный. И еще тогда меня посетила крамольная мысль: а был ли у него выбор? Мама бы от него отказалась, и не только мама, а вся его, пардон, референтная группа из нескольких сотен или тысяч человек его епархии в нескольких десятках сел. И как бы он жил? Я думаю, с таких референтных мини-групп все хорошее в жизни и начинается. В пределе эта группа состоит из самого человека, но в любом случае может быть очень маленькой. Для меня, например, архиважно мнение одного мюнхенца, он работал тогда на Свободе, не был показушно церковным, но я его видел регулярно. Когда я решил возвращаться, он мягко и твердо выразил непонимание, сказав, что ничего в России не изменилось, что его гб-шный следак, как работал, так и работает, и что по преступлениям коммунизма срока давности существовать не может: «их стоит из могил выкапывать и расстреливать». Простой и трезвый недурдом, встречается крайне редко.