Вспоминая архиепископа Антония /Бартошевича/

В Русской Зарубежной Церкви не принято связывать получение мирянином или, скажем, дьяконом благословения от иерея или архиерея с мыслями о благодати или о чем-то подобном. Просто при встрече равные с точки зрения положения в иерархии здороваются за руку, а имеющий благодать священства благословляет не имеющего таковой. Мне этот подход всегда нравился, ибо ну куда еще благодать при ежедневных 6 часах богослужения, включая Литургию, и возможности, если надо, получить самую квалифицированную духовную помощь, не дожидаясь Исповеди.

Однако два раза я совершенно сознательно и целенаправленно изменил этому подходу, в обоих случаях речь шла об архиепископах, только один раз это был Антоний Сан-францисский, а другой – Антоний Женевский и Западноевропейский. Вот о втором случае я и хочу рассказать.

Дело было в начале 90-х, не помню, то ли владыка Антоний приехал на выездное заседание синода, то ли гостил у нас по другому поводу. Точно могу сказать, что накануне нас всех ему представили. В тот день я увидел его шедшим по монастырскому двору, будучи от него достаточно далеко, настолько далеко, что законы вежливости отнюдь не предписывали мне непременно подходить и брать благословение. Однако я твердыми стопами направился к владыке, напомнил, как меня зовут, откуда я, и сложил ручки лодочкой.

Владыка Антоний прекрасно прочел ситуацию, посмотрел на меня внимательно, но спокойно, безстрастно и задал вопрос: «Приехал, чтобы устроиться?» Надо сказать, что, подходя к владыке, я не думал ни о чем, не пытался предугадать, как он отреагирует, что скажет, или ничего не скажет, но просто благословит. И правильно делал, ибо предугадать произошедшее было невозможно, и не только, вопрос, но и мою реакцию на него, которая, как оказалось, была целью вопроса. Я вдруг расправил плечи, выкатил грудь колесом и спокойно – чуть ли не снисходительно, чуть ли не панибратски и действительно просто, по-товарищески – сказал: «Да нет, владыко, устроиться можно было и в Москве». Владыка молча на меня посмотрел, все это прочел, благословил, и я точно понял, что его сердце торкнуло удовлетворенностью. Причем торкнуло не слабее и не сильнее чем надо. Если бы торкнуло чуть слабее, это было бы равнодушием, если бы торкнуло чуть сильнее, я мог бы подумать, что владыка больше придает значение своему вопросу, чем моему ответу, но это было не так. Нет, сердце владыки Антония торкнуло с абсолютной божественной точностью!

20 секунд общения, никаких признаков, что владыке Антонию пришлось как-то напрягаться, тратить энергию, а я запомнил это событие на всю жизнь и последние несколько лет ломаю голову над вопросом: а что же все-таки произошло? Надо сказать, что во-первых, произошло нечто не случайное, ибо у владыки Антония была система такая – окрылять людей. Например, нашему настоятелю он сказал, уезжая: «Я думал, у тебя котлетки едят, а у тебя монастырь, оказывается…». Однажды, как мне рассказывал о.Николай Артемов в контексте сложных экклезиологических рассуждений о границах Церкви, к владыке Антонию пришел креститься в православие католик. А тот его и спрашивает: «А зачем Вам Православие? Лучше быть хорошим католиком, чем плохим православным». Кто не в курсе, православный архиерей такого говорить не может, даже если он архиерей не РПЦЗ, которая предала экуменизм анафеме, а любой другой поместной Церкви. Очень трудно потом будет доказать, что это не ересь. Обуреваемый не смущением, но любознательностью, я спросил у другого архиерея: вот, про владыку Антония такое говорят, как это могло случиться? Архиерей только и рек: «Ну, владыка Антоний может себе это позволить» и так разулыбался, что дальнейшие расспросы стали невозможными.

Кстати, очень «пушкинская» у владыки была метода, основанная на прояснении объема контекста реальности, я бы так сказал. Пушкин: «я вас люблю, к чему лукавить, но…», «достиг я самой высшей власти…, но жалок тот, в ком совесть нечиста…», «Блажен, кто смолоду был молод…, но грустно думать, что напрасно, была нам молодость дана…». Владыка Антоний: «нормальный человек приехал бы, чтобы устроиться, а ты спасаться…», «другой бы на твоем месте ел котлетки, а ты подвизаешься…», «всякий бы гордился быть добрым христианином любой конфессии, а ты все взыскуешь, тебе все мало…».

Итак, что же владыка Антоний нес людям? Я думаю, ответ прост: владыка Антоний, веря в людей, увеличивал их ЧУВСТВО СОБСТВЕННОЙ ЗНАЧИМОСТИ (ЧСЗ) – термин хорошо известный в светской психологии. Впрочем, одной психологией тут дело не ограничивается. Поскольку речь идет о среде верующих людей, то смысл месседжа, который владыка адресовал каждому, был еще и такой: «если Бог тебя зачем то создал, то не мне, Антонию, тебя улучшать. Ты и сам герой и со всем справишься». По-моему, в этом самая суть христианства.

Хотя, надо сказать, что многие пастыри, иногда даже зарубежные, пытаются ловить души на наживку проблем. Они как бы смиренно слушают человека до тех пор, пока тот не заговорит о своих трудностях, и как только услышат, тут же заводят «песнь»: вот видишь, ты не самодостаточен, тебе надо жить духовной жизнью: исповедоваться, поститься, причащаться. Не так поступали Христос и владыка Антоний. Что сказал Христос Нафанаилу? «Вот истинный израильтянин, в котором нет лукавства». Не побоялся, что тот возгордится, впадет в тонкую духовную прелесть, когда ему напомнят о смоковнице. Как Христос верил в Нафанаила, так и владыка Антоний верил в людей.

Меня долго занимал один вопрос, и, мне представляется, что я нашел на него ответ. Вот владыка Антоний спросил меня, о чем счел нужным спросить, и получил реакцию, которой оказался удовлетворен. А если бы я отреагировал как-то совсем иначе? У него и на этот случай был вариант пастырского поведения? Прежде чем задать мне свой вопрос, он, основываясь на огромном опыте, как-то меня вычислил, просчитал и, если бы он отнес в результате просчета меня к какой-то другой категории, он бы задал другой вопрос? Я долго думал, углублялся в воспоминание и пришел к выводу, что владыка Антоний общался со мной, не выходя из состояния умного безмолвия. Т.е. он мыслил не силлогизмами, не в категориях разделительной (если не то, то это) бинарной логики, он не пользовался внутри своего ума языком (не был язычником), он слушал свое сердце, в котором обитал Христос, и сердце напрямую ему диктовало что и кому сказать. Раб Божий архиепископ Антоний ходил перед очами Господа своего, и это не метафора, это реальность.